Преемственность. Ротман Ролен Константинович

Pолен Нотман. Прeемственноcть. Нoвосибирск, 2007 СИБИPСКAЯ HAУKA B ИНТЕРЬЕРE HAУЧHЫX ШKOЛ Bот ужe почти чeтверть векa матеpиaлы извeстнoго жуpналиcтa и писaтeля Рoлeнa Hoтманa, пoсвященные cибиpскoй нaуке, регуляpнo появляются на стрaницaх газеты «Советская Сибирь» и других периодических изданий. Значительная их часть вошла в его книги. В 2002 году в Новосибирске увидела свет книга Р. Нотмана «Предназначение». И вот недавно появилась еще одна — «Преемственность», ставшая продолжением предыдущей. Если первую составили в основном очерки об отцах-основателях Сибирского отделения РАН, то новая книга рассказывает об академических научных школах Сибири. «Между книгами большая жанровая разница, — подчеркивает Р. Нотман. — У очерков один автор, который все собирал и писал сам. А в рассказах о научных школах, по сути, было много соавторов. Правда, устных». Книга «Преемственность» и представляет собой большой цикл бесед с учеными, проходивших, как правило, в форме «круглых столов», посвященных той или иной научной школе. В книге представлено 27 научных школ Новосибирска, Красноярска, Иркутска, Томска, Бурятии, Якутии, среди которых есть и такие весьма экзотические, как, например, сформировавшаяся в стенах бурятского Института монголоведения, буддологии и тибетологии уникальная научная школа тибетологов и буддологов. Предваряя книгу, академик В.И. Молодин пишет: «Ее нельзя читать без волнения. Перед нами в коротких, но очень ярких очерках проносится вся история становления Отделения, в конечном итоге — история науки». И это действительно так, хотя и о дне сегодняшнем из книги тоже немало можно узнать. Но почему именно научные школы оказались в центре «Преемственности»? Во-первых, по убеждению автора и его ученых собеседников, «наука жива до тех пор, пока в ней живы научные школы», а «крепость Сибирского отделения РАН как раз в том и состоит, что ему удалось их сохранить». Не случайно мысль о том, что «наука не гибнет, если сохранены и развиваются научные школы» проходит через всю книгу, звучит ее рефреном. И, во-вторых, «научная школа задает такой уровень исследований, который ведет к развитию, к новому…», она — «хорошая и надежная «площадка» для общения и интеллектуального обогащения». Показать это и стало одной из главных задач книги. Рассказывая о своих научных школах, участники «круглых столов» стремятся очертить, прежде всего, само это понятие, определить основные его составляющие. Мнения и подходы разные, тем не менее, в самом важном и существенном они перекликаются, создавая к финалу книги некую обобщенную картину. В числе признаков хорошей, крепкой научной школы называются и высочайшая требовательность в исследованиях, и развитие различных направлений, и постоянное чувство нового, забота о том, как развивать исследования дальше, и даже романтика научного поиска. Но главное, в чем сходятся в книге «Преемственность» абсолютно все, никакая научная школа немыслима без сильного, яркого, многогранного, масштабного лидера, оплодотворяющего идеями своих сподвижников и учеников, организующего и цементирующего их усилия. В книге Р. Нотмана представлено целое созвездие таких лидеров, ставших основателями различных научных школ. Это и М.А. Лаврентьев, и Н.Н. Яненко, и А.М. Будкер, и А.А. Трофимук, и А.П. Окладников, и Д.К. Беляев, и Н.В. Черский, и В.П. Ларионов, и многие другие крупные сибирские ученые. Каждый из них предстает перед нами как неповторимая личность, яркая индивидуальность, но каждый, в то же время, несет в себе определенные типические черты и свойства, характерные именно для научного лидера. «…Школа Будкера — не только физика. Она проявляется и в организации самого института. Будкер был пропитан стремлением к независимости. Он строил институт по своим меркам и представлениям…». Нечто подобное можно сказать и об отцах-основателях многих других академических институтов СО. Их судьбы, как правило, были неразрывно связаны с жизнью их детищ. «Школа Будкера… чуралась всего низкопробного, мелкого, невнятного. Будкер заглядывал далеко…» — отмечают последователи выдающегося физика. Но это относится и к большинству основоположников научных школ Сибири. А из дальновидности их решений, отмечается в книге, «родились основательность и крепость Сибирского отделения, которые выручали его в последние хмурые десятилетия». Дальновидность лидеров выражалась не только в выборе ими научных целей и приоритетных задач, в видении перспективы. Участники «круглых столов» к важнейшим приметам научных школ относят подготовку для себя научных кадров и отмечают, какое огромное значение придавали этому отцы-основатели. «Общая особенность чуть ли не всех директоров институтов «первого призыва» в СО РАН: они все и повсюду искали талантливых, — пишет Р. Нотман. — Полагаю, что тот давний поиск лег в основу редкой прочности сибирских научных школ». А научные собеседники автора добавляют, что этими поисками они не ограничивались, а вмешивались для решения своих кадровых проблем в образовательный процесс: создавали в вузах нужные кафедры, сами выступали в роли преподавателей и т.д. Иначе говоря, растили и воспитывали научную смену. В том числе личным примером. Молодых ученых отцы-основатели привлекали не одними лишь научными идеями. В еще большей степени притягивали они их собственными личностями, отмеченными могучим и разнообразным талантом, интеллектуальной мощью, благородством поступков, исключительной преданностью науке, упорством и бесстрашием. «Школа должна иметь рыцарей», — говорит в книге один из участников дискуссий. Примером такого рыцарства может служить судьба практически каждого основателя научной школы. А судьбы эти подчас просто уникальны. За плечами некоторых из лидеров были и война, и ранения, и гонения, и труднейшая работа в тяжелейших условиях. (Особенно показательна тут «феерическая» судьба директора-основателя Института космофизических исследований Ю.Г. Шафера). Уже сама их жизнь, прошедшая через огонь, воду и медные трубы, могла служить примером человеческой жизнестойкости, несгибаемой целеустремленности. Многие участники «круглых столов» отмечают в своих учителях тот важный факт, что были они всесторонне развитыми, высокоинтеллектуальными людьми. Об академике Н.В. Черском говорится: «У него все было: и сила, и ум, и талант. У Николая Васильевича до семидесяти лет в квартире стояла двухпудовая гиря. При могучем здоровье он обладал могучим интеллектом… Черский был человеком уникального здоровья и ума». «Человеком, напоминающим интеллектуальную и физическую глыбу», предстает перед читателем и многолетний директор Института земной коры, «отец сибирских алмазов» профессор М.М. Одинцов. Р. Нотман пишет, что он «мог часами читать наизусть среди своих учеников и друзей стихи русских поэтов… Впрочем, он и сам писал стихи». Не чужд гуманитарного начала был и основатель этого института член-корреспондент Н.А. Флоренсов: «Его интересовала история, поэзия, мировая культура, эстетика. Он хорошо чувствовал красоту слога, языка. И это передавалось его ученикам». «Он легко привлекал людей, — читаем в книге о Будкере. — Едва ли только эрудицией. Еще и неожиданностью суждений, прекрасной речью, мгновенной реакцией на мысль и шутку. Гуманитария в нем было… не меньше, чем физика». Наверное, поэтому к науке относились они как к искусству и чуть ли не «как к поэзии». С другой же стороны, масштаб их личности выходил далеко за пределы сугубо профессиональной деятельности. Подробнее