Яковлев В.И.(1934-1988) "Фрукты у окна" 1990-е гг

Bладимир Игoрeвич Якoвлeв (15 марта 1934, Балaхнa — 10 октября 1998, Москва) — яpкий известный pуccкий xудoжник, представитель неoфициaльнoгo иcкуccтвa. Нeрвнaя, шикарная , экcпреccивнaя рaботa  Яковлeвa В.И. ."Фpукты у oкна."  1990-е гг. КOЛЛEКЦИОHHАЯ ВЕЩЬ!!! Бумaгa, воскoвыe мелки, цветные карандаши. B правом нижнем углу авторские надписи. Размер работы  30,5 см х 22 см .  Данная работа происходит из известной коллекции Ларисы Пятницкой (Лорик). Наверное, в и так не самом благополучном мире второго русского авангарда, Владимир Яковлев (1934-1998) был самым пронзительным, неприкаянным и щемящим душу персонажем. У него с детства все было плохо. Иногда – очень плохо. Он проучился только в четырех классах школы из-за заболевания щитовидной железы. С одиннадцати лет он наблюдался у психиатра. В 16 лет из-за какого-то нервного потрясения он стал терять зрение: ему был поставлен диагноз – кератоконус. Чуть позже у него началась шизофрения. К середине 70-х гг. Яковлев практически полностью потерял зрение, работать он мог, только приблизив лицо вплотную к картинке**. И большую часть сознательной жизни он провел в разных психиатрических заведениях – клиниках, лечебницах, интернатах. Ко всему к этому он еще был евреем. Конечно, никакого художественного образования он при такой жизни не получил. Но в юности он успел поработать последовательно курьером, ретушером, фотографом и хранителем фототеки в издательстве «Искусство», где изучал историю искусства самостоятельно – в издательстве была богатая библиотека. Достаточно многие инсайдеры, в том числе и искусствоведы, говорили о вполне основательном его знании искусства ХХ века. Кроме того, дед Яковлева, Михаил, был достаточно известным дореволюционным импрессионистом из Союза русских художников. Большую часть жизни он прожил в Париже, а в 1930 году за каким-то бесом со всей семьей вернулся в СССР. Умер он, когда Яковлеву было 8 лет. Яковлевский отец, инженер, долго проживший за бугром, тоже имел некоторое знание об авангардизме. Т.е. какие-то разговоры о западном искусстве, которое было в семье достаточно домашней темой, Яковлев слышал. Именно поэтому, в частности, творчество Яковлева, несмотря на его шизофрению, никоим образом не попадает в разряд ар брюта - он совершенно осознано и профессионально занимался именно искусством, т.е. сознательно создавал некие объекты, обладающие, с его точки зрения, эстетической ценностью, и предназначенные для того, чтобы их смотрели другие; он соотносил свою деятельность с тем, что было уже сделано в этой области и что делалось одновременно с ним. Обычно Яковлева в паре с его знакомым Зверевым - не менее ненормальным, но по-другому, персонажем - записывают в экспрессионисты. В общем, это верно. Этого художника не просто не забывают. Наоборот. На выставках Яковлева по-прежнему многолюдно. С каждым годом появляются новые свидетельства и воспоминания друзей, складывается более четкая общая картина. На этом историческом расстоянии еще лучше виден его масштаб и значение для русского искусства. За 20 лет ничего для него не изменилось в худшую сторону. Как и при жизни, Яковлев остается одним из любимых художников у коллекционеров, у простых ценителей и, что важно, у коллег. Вскоре Яковлева поддержали другие разбирающиеся люди. В 1959-м одну из первых его квартирных выставок устроил переехавший в Москву из Парижа композитор и музыкант Андрей Волконский. Позже были и другие квартирные показы (у Евгения Нутовича, у других коллекционеров). Официальные и полуофициальные выставки были редкостью. В 1962 году каким-то неведомым образом персоналку Яковлева удалось устроить в Московском инженерно-строительном институте. А в 1963-м в музее Ф. М. Достоевского состоялась совместная выставка Яковлева с Эдуардом Штейнбегом. Ее организовал Михаил Гробман. Сам художник и поэт, автор понятия «второй русский авангард», он в числе первых оценил талант художника и очень много сил приложил для популяризации его творчества. Отобрал и устроил у себя в квартире в Текстильщиках постоянную выставку его работ, продавал его гуаши коллекционерам и заезжим иностранцам, активно обменивал яковлевские рисунки, а также по мере сил вел их систематизацию и каталогизацию. Благодаря Гробману и другим деятельным друзьям художника, цветок Яковлева стал, можно сказать, интеллектуальным тотемом в квартирах интеллигенции. Несколько лет назад я спрашивал у Гробмана о природе популярности Яковлева. Хотел проверить свою версию о том, что это «само-раскручивающаяся спираль»: дескать, появление доступных работ в большом количестве семей само по себе стимулирует рост интереса к художнику и способствует еще бОльшему расширению круга его почитателей. Отчасти согласившись, Гробман добавил еще одну интересную деталь: оказывается, Яковлев иногда давал свои работы не за деньги, а просто так — повисеть на время. С условием, что если человеку понравятся, то тогда уже их можно купить. И действительно: пожив с его работами какое-то время, почти все понимали, что не могут с ними расстаться. И большинство в итоге покупало. Сейчас многие эти вещи из наследия бабушек и родителей по-прежнему остаются в семьях — расставаться с ними люди не хотят. Выставочная судьба Яковлева, с учетом непростых «стартовых условий», сложилась довольно успешно. Художники брали его с собой в самую гущу важных событий. В 1974 году Яковлев участвовал в санкционированном властями пленэре в Измайловском лесопарке (в том, что разрешили после разгона «бульдозерной выставки»). В 1975 году он был в числе избранных участников знаковой выставки в павильоне «Пчеловодство» («Вечерняя Москва» назвала ее «авангардом мещанства»). И сразу следом принял участие в «Доме Культуры» на ВДНХ. С 1977 года Яковлев уже регулярно выставлялся в Горкоме графиков на Малой Грузинской, 28. Параллельно его работы зрители видели во многих выставках за рубежом (в составе выездных экспозиций «Музея русского искусства в изгнании» Александра Глезера и пр.). К счастью, Яковлев дожил и до самой главной выставки в карьере любого русского художника: в 1994 году его персональная выставка  прошла в Третьяковской галерее. Подробнее